Девять принцев Амбера

Глава 10

     Я подошел к маяку и взобрался по каменным ступеням, ведущим  к  двери
его   западного   входа.   Высокая,   широкая,    тяжелая    дверь    была
водонепроницаемой. К тому же она была заперта.  Позади  примерно  в  ярдах
трехстах, находилась небольшая бухта. В ней были привязаны две лодки. Одна
- обычная, весельная, другая  -  легкий  парусник  с  кабиной.  Они  мягко
покачивались на  волнах,  и  на  них  светило  яркое  красивое  солнце.  Я
остановился ненадолго, любуясь на них. Прошло так много времени с тех пор,
как я видел что-либо подобное, да  и  вообще  что-либо,  что  эта  обычная
картина показалась мне фантастической,  и  я  с  трудом  подавил  рыдание,
готовящееся вырваться из груди.
     Я отвернулся и постучал в дверь.
     После того как, по моим расчетам, прошло довольно  много  времени,  я
снова постучал.
     В конце-концов внутри кто-то завозился, а потом  дверь  распахнулась,
заскрипев на ржавых петлях.
     Жупен, хранитель маяка, смотрел на  меня,  как  бы  изучая,  налитыми
кровью глазами и изо рта у него  пахло  виски.  Он  был  примерно  пяти  с
половиной футов ростом, но такой согбенный, что  напоминал  мне  Дворкина.
Борода была такой же длины, как у  меня,  поэтому,  естественно,  казалась
длиннее, и она была пепельно-серого  цвета,  если  не  считать  нескольких
желтых пятен у самых пересохших губ. Кожа была пористая, как  апельсиновая
кожура, а ветер и солнце так обветрили и сожгли  ее,  что  она  напоминала
приятный  цвет  старинной  мебели  красного  дерева.  Как  и   большинство
плохослышащих людей, он говорил очень громко.
     - Кто вы? Что вам нужно?
     Ну, раз уж я настолько  неузнаваем  в  теперешнем  состоянии,  то  не
помешает сохранить инкогнито как можно дольше.
     -  Я  -   путешественник   с   юга,   и   совсем   недавно   потерпел
кораблекрушение, - сказал я как можно более жалобным тоном, -  Много  дней
меня носило по волнам; мне повезло и я ухватился за большой кусок  дерева,
и вот вынесло сюда, на этот берег. Я проспал на песке все утро. Только что
я пришел в сознание и нашел в себе достаточно сил, чтобы встать и  подойти
к этому маяку.
     Он сделал шаг вперед и взял меня за руку,  второй  рукой  обнимая  за
плечи.
     - Входи, входи же, - говорил он. Обопрись на меня. Ну ничего, ничего,
все обойдется. Пойдем со мной.
     Он привел меня в свои комнаты, в которых царил на удивление  страшный
беспорядок. Oни были завалены старыми  книгами,  картами  и  всевозможными
навигационными приборами. Он и сам-то не очень твердо держался  на  ногах,
поэтому я старался наваливаться на него не очень сильно, достаточно только
для того, чтобы поддержать его в убеждении, что  я  полностью  истощен.  С
этой же целью я с трудом оперся о косяк двери.
     Он подвел меня к своей койке, помог прилечь и ушел запереть  дверь  и
приготовить мне что-нибудь поесть.
     Я снял ботинки, но увидев свои ноги, счел за лучшее надеть их  опять.
Если бы я действительно долго плавал в море, я нипочем  бы  не  был  таким
грязным. Мне не хотелось, чтобы он сразу же уличил меня во лжи, поэтому  я
натянул на себя одеяло и с удовольствием растянулся на постели.
     Жупен быстро вернулся с кружкой воды, кружкой  пива,  большим  куском
говядины и толстым ломтем хлеба на деревянном подносе. Одним взмахом  руки
он скинул с маленького  столика  все,  что  на  нем  лежало,  потом  ногой
придвинул его к кровати. Он поставил на него поднос и велел мне угощаться.
     Я не заставил себя упрашивать.  Я  набил  себя  до  самого  горла.  Я
пожирал пищу. Я съел все, до чего мог дотянуться, а дотянулся я до  всего,
что попалось мне на глаза, уж будьте покойны. Я выпил обе кружки.
     Затем я почувствовал, что смертельно  устал.  Жупен  кивнул  головой,
когда увидел, что у меня слипаются глаза, и  посоветовал  мне  вздремнуть.
Прежде чем я понял, что произошло, я уже провалился в сон.
     Проснулся я уже ночью, и чувствовал себя значительно  лучше,  впервые
за много-много недель. Я встал, прошел по помещению и вышел  наружу.  Было
холодновато, на кристалльно-чистом небе горели миллионы  звезд.  Вспыхнул,
бросив отсветы мне на спину, огонь на вершине башни,  потом  потух,  потом
опять полыхнул на мгновение. Вода была весьма прохладной, но я должен  был
привести себя в порядок. Я тщательно вымылся, постирал и выжал одежду. Это
заняло примерно час. Затем я вернулся на  маяк,  повесил  вещи  на  спинку
престарелого стула, забрался под одеяло и опять заснул.


     Наутро, когда я проснулся, Жупен был уже на ногах. Он приготовил  мне
весьма плотный завтрак, и  расправился  с  ним  так  же  легко,  как  и  с
вчерашним ужином. Затем я одолжил у него бритву, зеркало и ножницы  и  как
сумел побрился и подстриг себе волосы. Потом я  опять  выкупался  и  когда
одел свою  чистую  просоленную  морем  одежду,  я  почти  чувствовал  себя
человеком.
     Когда я вернулся с берега,  Жупен  пристально  уставился  на  меня  и
сказал:
     - Что-то твоя физиономия кажется мне знакомой, парень.
     Я пожал плечами.
     - Расскажи-ка мне о своем кораблекрушении.
     Я расссказал. Да, но как! С какими подробностями! Я не  упустил  даже
того трагического момента, когда с треском сломалась и рухнула  на  палубу
грот-мачта.
     Он потрепал меня по плечу и налил мне виски.  Потом  дал  сигарету  и
держал огонек, пока она не разгорелась.
     - Отдыхай здесь спокойно, - сказал он мне. - Я свезу тебя  на  берег,
когда захочешь, или посигналю проходящему  кораблю,  если  он  будет  тебе
знаком.
     Я воспользовался его гостеприимством. Пока я не мог поступить  иначе.
Я ел его пищу и пил его виски, и взял у него чистую рубашку, которая  была
ему слишком велика. Она принадлежала его погибшему в море другу.
     Я оставался с ним три месяца, постепенно набираясь сил.  Я,  конечно,
помогал ему, чем мог - следил по ночам за маяком, когда он  бывал  слишком
пьян, убирал все комнаты в доме - даже  выкрасил  две  из  них  и  заменил
оконные переплеты - и вместе с ним смотрел на море, когда бывали шторма.
     Как я  выяснил,  он  совсем  не  интересовался  политикой.  Ему  было
безразлично, кто правит в Амбере. По его мнению, все мы  до  единого  были
недоросли и разгильдяи. Пока он мог обслуживать свой  маяк,  есть  хорошую
пищу и пить вкусное вино, а также составлять  в  тишине  и  покое  морские
карты, ему было просто наплевать, что при этом происходит  на  берегу.  Он
нравился мне все больше и больше, а так как я тоже был не далеко не профан
в  старых  морских  картах,  мы  провели  много  вечеров,  внося   в   них
исправления. Много лет тому назад я отправился в  путешествие  на  корабле
далеко на север, и я составил для него новую карту, основанную  на  личных
воспоминаниях. Это, казалось, доставило ему огромное наслаждение, так  же,
как и мое описание тех вод.
     - Кори - (так я ему представился) - мне бы хотелось отплыть  с  тобой
вдвоем когда-нибудь, - сказал он. - Я сначала даже не понял,  что  ты  был
капитаном судна.
     - Кто знает? - ответил я. - Ведь  ты  тоже  когда-то  был  капитаном,
верно?
     - Откуда ты знаешь?
     - Все эти навигационные приборы, которые здесь собраны, - пояснил  я,
- и еще твое пристрастие к составлению карт. К тому же ты ведешь себя  как
человек, привыкший повелевать.
     Он улыбнулся.
     - Да. Это так. Когда-то я командовал кораблем, на протяжении лет ста.
Но это было так давно... Давай лучше выпьем.
     Я сделал маленький глоток и отставил рюмку. Я прибавил в весе  фунтов
сорок за те месяцы, что провел у него. И сейчас я каждый миг  боялся,  что
он узнает во мне члена королевской  семьи.  Может  быть,  он  выдаст  меня
Эрику, а может и нет. Теперь, когда мы  так  подружились,  я  склонен  был
думать, что он меня не предаст. но мне не хотелось  рисковать  жизнью  для
того, чтобы выяснить это.
     Иногда, сидя у огня маяка, я размышлял:  -  надолго  я  еще  останусь
здесь?
     Ненадолго, - решил я, добавляя в лампу несколько  капель  жира.  Нет,
совсем ненадолго. Я знал, что близится время, когда  мне  предстоит  вновь
отправиться в путь, долгий путь по Отражениям.
     Однажды   я    почувствовал    давление,    мягкое,    вопросительное
прикосновение. Но я не знал, кто это мог быть.
     В ту же секунду я остановился, как вкопанный, закрыл глаза и заставил
себя ни о чем не думать, пока безмолвный вопрос не исчез.
     Тогда я принялся ходить и размышлять, и тут рассмеялся, глядя  КАК  я
хожу. Подсознательно я описывал тот небольшой периметр, который  позволяла
мне моя камера там, в Амбере.
     Кто-то только что попытался связаться со мной через Карту. Был ли это
Эрик? Стало ли ему, наконец, известно, что я бежал, и  не  он  ли  пытался
таким образом обнаружить меня? Я не был уверен. Я чувствовал,  что  теперь
он боится ментального контакта со мной. Тогда Джулиан?  Или  Жерар?  Каин?
Кто бы это ни был, я закрылся  от  него  полностью,  уж  это  точно.  И  я
откажусь от такого контакта с любым членом моей семьи.  Может  быть,  я  и
потеряю на этом какие-нибудь важные новости или чью-нибудь дружескую,  так
необходимую мне помощь, но я не мог рисковать.
     Попытка контакта и моя блокировка оного  оставили  по  себе  странное
воздействие: я задрожал от холода. Меня просто трясло.  Я  думал  об  этом
весь оставшийся день и решил, что  пришла  пора  пускаться  в  путь.  Мало
хорошего, что я остаюсь так близко от Амбера - ведь я еще очень уязвим.  Я
оправился вполне достаточно для того,  чтобы  идти  по  Отражениям,  чтобы
найти то место, куда мне следовало попасть,  если  я  хотел,  чтобы  Амбер
когда-либо стал моим. Пока я был с Жупеном, эта  тихая  размеренная  жизнь
принесла моей душе покой и умиротворенность. Мне будет тяжело расставаться
с ним - за немногие месяцы, что мы провели вместе, я успел полюбить его. И
все же вечером, после традиционной партии в шахматы, я сказал ему о  своем
намерении продолжить путь.
     Он налил нам виски, поднял свою рюмку и сказал:
     -  Счастливого  пути,  Корвин.   Надеюсь,   что   мы   еще   увидимся
когда-нибудь.
     Я не стал спрашивать его ни о чем, когда он назвал мое настоящее имя,
и он улыбнулся, поняв, что я ничем не выдам своего удивления.
     - Мне было хорошо здесь с тобой, Жупен, - сказал я ему.  -  Если  мне
удастся то, что я задумал, я никогда не забуду, что ты сделал для меня.
     Он покачал головой:
     - Мне ничего не нужно. Я счастлив тем, что  имею,  делая  то,  что  я
делаю. Я радуюсь, обслуживая этот дурацкий маяк. Это вся моя жизнь. И если
тебе удастся то, что ты задумал...  нет,  нет,  не  говори  мне  об  этом,
пожалуйста! Я просто старая пивная бочка, и  ничего  не  хочу  знать  -  я
только буду надеяться, что ты иногда заглянешь ко  мне  на  огонек,  и  мы
сыграем партию-другую в шахматы.
     - Обязательно, - пообещал я.
     - Если хочешь, можешь утром взять "Бабочку".
     - Спасибо.
     "Бабочка" - так называлось его парусное суденышко.
     - Прежде, чем ты уйдешь, - сказал он, я хочу  предложить  тебе  взять
мою подзорную трубу,  взобраться  на  башню  и  посмотреть  на  Гарнатскую
Завесу.
     - Что нового я там могу увидеть?
     Он пожал плечами.
     - Об этом тебе лучше судить самому, без подсказок и помощников.
     Я кивнул.
     -  Хорошо.  Я  сделаю  это.  Затем  мы  изрядно   выпили,   пока   не
почувствовали себя совершенно раскованно, а затем  принялись  устраиваться
на ночлег. Мне будет недоставать старика Жупена. За исключением Рейна,  он
был единственным другом, которого  я  нашел  по  возвращении.  Засыпая,  я
подумал о той долине, которая стала простыней огня в тот  день,  когда  мы
проходили ее с войском.  Что  необычного  могло  происходить  там  сейчас,
спустя четыре года?
     Мне снились тревожные сны о  шабашах  и  оборотнях.  Я  спал,  а  над
головой всходила полная луна.


     Я поднялся вместе с солнцем. Жупен еще  спал,  и  я  был  этому  рад,
потому что мне не хотелось устраивать никаких особых прощаний,  и  у  меня
было странно тревожное ощущение, что вижу его в последний раз.
     Я взобрался на башню, в комнату, где горел  маяк,  захватив  с  собой
подзорную трубу. Я подошел к окну, выходящему на берег, и стал смотреть на
долину.
     Над лесом  висел  туман.  Холодный,  серый,  мокрый  туман,  который,
казалось, прилипал к вершинам низкорослых деревьев. Черных деревьев, ветви
которых  скрючились  и  переплелись,  как  пальцы  паралитика.  Среди  них
мелькали странные черные животные, и по их внешнему виду я понял, что  это
были не птицы. Может быть, летучие  мыши.  Какое-то  недоброе  присутствие
ощущалось в этом великом лесу, чья-то злая воля, и неожиданно я понял, что
это. Я сам.
     Все это создал я сам, своим проклятьем я переродил мирную  Гарнатскую
Долину в то, что она  сейчас  собой  представляла:  это  был  символ  моей
ненависти, зла на Эрика и всех тех, кто сражался  за  него,  позволил  ему
захватить власть, выжечь мне глаза каленым железом. Мне не нравилось,  как
выглядит этот лес, и когда я смотрел на него, я понял, как  воплощается  в
жизнь моя ненависть, как выглядит исполнившееся смертное проклятье Принца.
Я знал, потому что все это было частью меня.
     Я создал новый путь в реальный  мир.  Гарнат  сейчас  стал  тропинкой
сквозь Отражения. Отражения мрачные  и  суровые.  только  злое,  темное  и
дурное могло идти по этой тропе. Это и был источник тех чудовищ, о которых
говорил Рейн, чудовищ, не дававших покоя Эрику. Хорошо  -  в  определенном
смысле, конечно - если эта борьба отвлечет его  от  всего  остального.  Но
когда я опустил подзорную трубу, я никак не мог избавиться от чувства, что
сделал что-то очень плохое. Ведь тогда я еще  не  знал,  что  когда-нибудь
снова увижу солнечный свет. Но сейчас, когда зрение вернулось ко мне, и  я
вновь был на свободе, я понял, что  выпустил  из  бутылки  такого  джинна,
которого очень тяжело будет загнать обратно. Даже без трубы я  видел,  как
странные формы ворочались в выжженом лесу.  Я  сделал  то,  чего  никто  и
никогда не решался сделать со времен правления Оберона: открыл новый  путь
в Амбер. И открыл его только для плохого. Придет день, когда король Амбера
кто бы он ни был - встанет лицом к лицу  с  проблемой,  как  закрыть  этот
путь. Я предчувствовал все это, глядя туда, вдаль, все понимая, потому что
это было моим созданием, творением моей  боли,  гнева  и  ненависти.  Если
когда-нибудь я выиграю битву за Амбер, то мне придется разбираться с делом
рук своих, а это всегда нелегко. Я вздохнул.
     Ну что ж, пусть будет так. А тем временем Эрику  будет  чем  развеять
скуку.
     Я быстро перекусил, снарядил "Бабочку", поднял парус, оттолкнулся  от
берега и сел за руль. Жупен обычно вставал в этот час, но может  быть,  он
тоже не любитель долгих прощаний.
     Я направил лодку к ближайшей земле,  такой  же  сияющей,  как  Амбер,
месту почти бессмертному, но которое больше практически не существует. Его
пожрал Хаос много веков назад, но где-то  от  него  должно  было  остаться
Отражение. Мне оставалось только найти его, узнать и опять сделать  своим,
как это было в давние-давние времена. Затем, когда за  мной  будут  стоять
преданные мне войска, я сделаю еще одну вещь, которой не знал Амбер. Я еще
не знал, как это будет, но я обещал себе, что в день моего  возвращения  в
бессмертный город повсюду будут громыхать пушки.
     Когда я отплыл в Отражение, на самой границе реальности, белая  птица
моей судьбы прилетела и  опустилась  мне  на  плечо.  Я  написал  записку,
привязал ее к ноге птицы и послал в путь.
     В записке было написано:
     - Я иду!
     И стояла моя подпись.
     Я не успокоюсь, пока не отомщу, пока троне не станет моим,  и  тогда,
милый принц, прощайте все те, кто встал между мной и моей целью.
     Солнце висело низко над левым плечом, ветры надували паруса  и  несли
меня вперед.
     Я был свободен! Я бежал. Пока что мне удалось все! И у меня  появился
шанс, тот шанс, о котором я мечтал всегда.
     Черная птица моей судьбы прилетела и уселась мне на плечо. Я  написал
записку, привязал ее к ноге птицы. В путь, на запад!
     В записке было написано:
     - Эрик, я вернусь!
     И стояла моя подпись:
     "Корвин, Повелитель Амбера".
     Демон-ветер уносил меня на восток от солнца.

[ Назад ] [ Оглавление ]