Ружья Авалона

	Ружья Авалона Глава 4

	Вскачь, вскачь, ганелон и я пробирались чуть заметными таинственными тропами в авалон; вскачь по аллеям снов и кошмаров; вскачь, когда палящее солнце обжигало спины; вскачь по жарким белым островам ночи. И палящее солнце стало золотым, и острова ночи рассыпались осколками бриллиантов, а луна поплыла по небу, словно лебедь. День принес зеленое дыхание весны, мы переплыли бурную реку, горы покрылись инеем от мороза. Ровно в полночь выпустил я стрелу своей судьбы, и она загорелась в небе и унеслась, как метеор, на север. Единственный дракон, который нам встретился, был хром не обе ноги. При нашем приближении он быстро заковылял в сторону, пыхтя, сопя и сминая маргаритки. Птицы с ярким оперением летели подобно стрелам судьбы, указывая нам путь, а хрустальные голоса озер отзывались эхом, когда мы проезжали мимо. Я громко запел, и через некоторое время ганелон стал подпевать. Пошла вторая неделя нашего путешествия, и небо, земля и ветер говорили мне, что авалон близко. Мы разбили лагерь у глухого лесного озера, когда солнце село за гору, а день угасал. Ганелон принялся распаковывать седельные сумки, а я решил искупаться. Вода была холодной, освежающей, и я долгое время плескался, не желая выходить на берег. Затем мне показалось, что я слышу какие-то крики, и хоть мне не было дела до того, что происходит в этом загадочном лесу, я быстро вышел из воды, оделся и поспешил в лагерь. По пути я вновь услышал крик и мольбу о пощаде. Подойдя ближе, я понял, что в лагере разговаривали. Я вышел на небольшую полянку. Седельные сумки были разобраны, костер сложен, но не разожжен. Ганелон сидел на корточках у высокого дуба. На дубе висел светловолосый худощавый паренк. Я отметил себе на будущее, что очень трудно сказать что-либо о человеке или получить ясное представление о чертах его лица, когда он висит вверх ногами в нескольких футах над землей. Руки его были связаны сзади, и он висел на большом суку, привязанный к нему веревкой за правую лодыжку. Он отвечал на вопросы ганелона быстрыми короткими фразами, лицо его было мокрым от пота, а изо рта текли слюни. Он раскачивался то взад, то вперед, на щеке его проступило красное пятно от пощечины, а на рубашке еще не засохли капельки крови. Я решил не вмешиваться и остановился неподалеку. Ганелон никогда не стал бы мучить мальчишку без особой на то причины, и поэтому жалость к нему не переполняла моего сердца. Я не одобрял подобных методов допроса, но не сомневался, что полученная информация будет представлять интерес. К тому же мне хотелось понять, зачем и почему ганелон поступил подобным образом, ведь, что ни говори, сейчас он стал моим соратником. А несколько лишних минут головой вниз не могут причинить пареньку особого вреда... Когда тело перестало раскачиваться, ганелон подтолкнул его острием шпаги. На груди появилось очередное красное пятно, а паренек закричал. Он был очень молод. Ганелон вытянул шпагу, держа ее в нескольких дюймах от горла своей жертвы, отдернул клинок в самый последний момент и ухмыльнулся, когда мальчишка извернулся, как уж, и взмолился. - Пожалуйста, не надо! - Говори! - сурово приказал ганелон. - говори, что было дальше! - Я все сказал! Я больше ничего не знаю! - Почему? - Они промчались мимо! - И ты не поскакал вслед? - У меня не было коня. - Почему ты не пошел пешком? - Меня контузило! - Контузило! Ты просто дезертировал. Ты - трус! - Нет! - вскричал паренек. Генелон вновь поднес шпагу к его горлу и вновь отдернул клинок в самый последний момент. - Да! - завопил мальчишка. - я струсил! - И удрал? - Да! Я побежал в другую сторону и спрятался в лесу! - И ты не знаешь, чем все закончилось? - Нет! - Ты лжешь! Ганелон поднял шпагу. - Я клянусь! - вскричал паренек. - пожалуйста... Я решил вмешаться и сделал шаг вперед. - Ганелон, - сказал я. Он взглянул на меня, ухмыльнулся и опустил шпагу. Мальчишка посмотрел на меня умоляющими глазами. - Кто он такой? - спросил я. - Ха! - ответил ганелон и ударил свою жертву шпагой плашмя по весьма интимному месту, с удовлетворением слушая очередной вопль. - вор, дезертир и врет презабавно! - Что ж, отвяжи его. Я тоже хочу послушать. Ганелон повернулся, взмахнул шпагой и одним ударом перерубил веревку. Мальчишка упал на землю и принялся рыдать. - Я поймал его, когда он воровал еду из седельных сумок, и решил допросить, чтобы узнать, где мы с вами находимся, - сказал ганелон. - оказывается он прямохонько из авалона. Бежал оттуда так, что пятки сверкали. - Почему? - Его взяли в солдаты. Два дня назад, во время битвы, он струсил и дезертировал. Мальчишка попробовал было возразить, и ганелон ткнул его носком сапога. - Молчать! Сейчас говорю я, и говорю то, что ты сам мне рассказал! Бывший солдат отполз в сторону, как краб, и посмотрел на меня расширенными от ужаса глазами. - Что за битва? - спросил я. - кто с кем сражался? Ганелон угрюмо улыбнулся. - Вы услышите историю, вам знакомую. Авалон бросил все свои силы в бой с армией сверхестественных существ, которые долгие годы разоряли страну. - Вот как? - я посмотрел на мальчишку, и он опустил голову, но я успел заметить, что лицо его исказилось от страха. - ...Женщины, - говорил ганелон. - прекрасные и неприступные фурии. Вооруженные до зубов и одетые в доспехи. С длинными светлыми волосами и леденящим взором. Верхом на белых огнедышащих скакунах, которые питаются человеческой плотью, они выезжают из пещер, образовавшихся несколько лет назад после землетрясения. Совершая набеги по ночам, они берут в плен молодых мужчин и убивают всех остальных. Уж больно эта картина напоминает мне черный круг и его хранителей. - Но после смерти рогатого многие хранители остались живы, - возразил я. - и ни один из них не показался мне лишенным души. Скорее я бы сказал, что они частично потеряли память. Мне непонятно только, почему авалонцы не завалили камнями все выходы из пещер. - Они пытались это сделать, но безуспешно. Завалы таинственно исчезали, а женщин становилось все больше и больше. Я посмотрел на паренька, и он кивнул в знак согласия. Лицо его было пепельно-серым. - Отряды генерала, которого здесь называют протектором, - продолжал ганелон, - все чаще вступали в бой с этими ведьмами, а сам он провел ночь с их предводительницей, линтрой, то ли развлекаясь, то ли пытаясь заключить перемирие. Однако все осталось по-прежнему. После их встречи набеги возобновились, и тогда протектор решил атаковать всеми силами в надежде раз и навсегда избавить страну от нечисти. А этот, - ганелон указал на парнишку острием шпаги, - удрал с поля боя, и теперь мы не знаем, чем закончилось сражение. - Это правда? - спросил я дезертира, который смотрел на шпагу, как зачарованный. Вздрогнув, он на мгновение встретился со мной глазами и медленно кивнул. - Интересно, - сказал я, обращаясь к ганелону. - похоже, перед ними стоит задача, которую мы совсем недавно решили. Жаль, конечно, что исход битвы не известен. Ганелон вздохнул и сжал эфес шпаги. - Ничего не поделаешь. А с дезертиром пора кончать. Он действительно больше ничего не знает. - Постой, постой. Насколько я понял, он пытался украсть у нас какую-то еду? - Да. - Развяжи ему руки. Мы его накормим. - Но ведь он - вор. - Не ты ли говорил мне когда-то, что ты убил человека за пару башмаков? - Конечно! Но здесь нельзя сравнивать. - Почему? - Мне это удалось. Я расхохотался. Смех помог мне снять нервное напряжение, но я никак не мог остановиться. Сначала ганелон насупился, потом на лице его появилось изумленное выражение, в конце концов он тоже рассмеялся. Мальчишка смотрел на нас как на сумасшедших. - Ох ты! - всхлипнул ганелон, вытирая выступившие от смеха слезы. Он схватил паренька за шиворот повернул спиной и одним движением перерезал стягивающие его руки веревки. - пойдем, сосунок. Я тебя накормлю. Мы подошли к седельным сумкам. Мальчишка, ковыляя, шел сзади. Он с жадностью накинулся на еду и громко зачавкал, не отрывая взгляда он ганелона. Я задумался. В стране, где бушевала война, мне будет трудно добиться желаемого. К тому же меня одолели былые страхи и сомнения при мысли о том, что отражениям грозит смертельная опасность. Я помог ганелону разжечь небольшой костер. - Что будем делать? - спросил он. У меня не было выхода. Битвы кипят на всех отражениях, где существует авалон. На то они и отражения. А необходимый мне порошок я мог достать только в авалоне. Пускаясь в путь, я преследовал определенную цель, и если на моем пути мне все время встречались силы хаоса, значит, от них зависело, сумею ли я достичь этой цели. Таковы были правила игры, и я не мог жаловаться, потому что сам их придумал. - Пойдем в авалон, - ответил я. - и пусть мое желание исполнится! Паренек испугано вскрикнул и - возможно, испытывая ко мне чувство признательности за то, что я не позволил ганелону наделать в нем дыр, - предупредил: - Не ходите в авалон, сэр! Ваше желание не может исполниться! Вас убьют! Я улыбнулся и кивнул, а ганелон, ухмыляясь, небрежно произнес: - Давайте прихватим его с собой! Пусть предстанет перед военным трибуналом за дезертирство! Он еще не успел договорить, а паренек уже улепетывал со всех ног. Продолжая ухмыляться, ганелон выхватил из-за пояса кинжал и отвел руку для броска. Я ударил его по плечу, и кинжал вонзился в землю. Паренек исчез, будто его ветром сдуло, а ганелон расхохотался. - Напрасно вы мне помешали, - сказал он, подбирая кинжал. - Пусть живет. - Если он вернется сегодня ночью и перережет нам глотки, вы даже не успеете пожалеть о своем решении. - Не спорю. Но он не вернется, и ты это прекрасно знаешь. Ганелон пожал плечами, отрезал большой кусок мяса и начал разогревать его над костром. - По крайней мере война научила его показывать врагу пятки. Вы правы, мы можем спать спокойно. Он принялся за еду, и я последовал его примеру. Глубокой ночью я проснулся и долго лежал, глядя на звезды сквозь завесу листьев. Я думал о мальчишке-дезертире, и у меня возникло такое чувство, что наша с ним встреча - плохое предзнаменование. Я долго не мог уснуть. Наутро мы закидали костер землей и отправились в путь. К полудню мы очутились в горах, а на следующий день спустились с них и поехали по дороге, на которой виднелись свежие следы кавалеристов и пехотинцев. Однако мы никого не встретили. На другой день мы увидели несколько ферм и коттеджей, разбросанных в небольшой долине, но решили не останавливаться. Я не хотел быстро менять отражения, как в той "Демонической" скачке, когда изгнал ганелона из страны. Мне нужно было время, чтобы все обдумать, и наш маршрут вполне меня устраивал. Но сейчас до авалона было рукой подать. К полудню третьего дня над нами раскинулось небо Эмбера, и я молча любовался им, проезжая лес, похожий на арденский. Правда в нем не звучал рог джулиана, не было моргенштерна и гончих, которые гонялись за мной и Рэндомом несколько лет назад. Слышались лишь птичьи голоса в ветвях огромных дуплистых деревьев, беличьи разговоры, тявканье лисиц и журчание воды в ручейке. Повсюду цвели белые, голубые и розовые цветы. В воздухе веяло прохладой, и я совсем было настроился на лирический лад, когда увидел за поворотом дороги свежевырытые могилы. Чуть дальше чернели следы пепелищ, и дорога заканчивалась, уступая место изломанному кустарнику, сквозь который, видимо, прошло большое войско. Я отвернулся, проезжая мимо трупа лошади с вывалившимися внутренностями. Пахло дымом. Вскоре пейзаж вновь стал мирным, но небо Эмбера больше меня не радовало. К вечеру лес значительно поредел, и ганелон заметил далекие огни костров к юго-востоку от авалона. Мы свернули на первую боковую тропинку, ведущую в этом направлении, и пришпорили коней. - Может, это стоит лагерем армия протектора? - спросил ганелон. - Или того, кто разбил его наголову, - ответил я. Он покачал головой, и рука его невольно потянулась к эфесу шпаги. Поздно вечером мы сделали привал у тонкого прозрачного ручейка, стекавшего с гор. Я выкупался, постриг бороду и тщательно почистил одежду. Наше путешествие подходило к концу, и мне хотелось хорошо выглядеть. Ганелон долго на меня смотрел, а потом тоже привел себя в порядок: ополоснул лицо и громко высморкался. По небу плыла ясная полная луна, и неожиданно я понял, что не вижу перед глазами привычной дымки. На секунду у меня перехватило дыхание, и я начал вглядываться в ранние звезды, края белых облаков, вершины далеких гор. Потом вновь перевел взгляд на луну. Она оставалась такой же ясной и сверкающей. Зрение вернулось ко мне полностью! Услыхав мой смех, ганелон вздоргнул, но не спросил, почему я смеюсь. С трудом сдерживаясь, чтобы не запеть, я вскочил в седло. Тени удлинились, крупные звезды одна за другой загорались на небосводе. Я вдохнул полную грудь ночи, задержал дыхание, выдохнул. Я снова был самим собой. Ганелон поравнялся со мной и тихо спросил: - Как вы думаете, они выставили часовых? - Безусловно. - И я так думаю. Может, свернем в лес? - Нет. Зачем вызывать лишние подозрения? Если нас проводят в лагерь под конвоем, меня это не волнует. Мы - путешественники. - Они захотят выяснить, с какой целью мы путешествуем. - Хотим наняться на службу. Мы - вольнонаемные солдаты, узнавшие, что в этом государстве идет война. - Правдоподобно. Остается надеяться, что им не придет в голову отправить нас на тот свет, не допросив. Я вслушивался в стук копыт наших лошадей. Тропинка, по которой мы ехали, была извилистой, лес поредел. Преодолев подъем, мы очутились на вершине небольшого холма. Лагерь был виден как на ладони. Повсюду горели костры, стояли палатки, сидели и ходили люди, человек двести, насколько я мог судить. Неподалеку пасся табун лошадей. Ганелон вздохнул. - По крайней мере они похожи на обычных людей. - Да. - Значит, за неми наблюдают в эту самую минуту. Здесь слишком хороший наблюдательный пункт, чтобы не выставить часовых. - Да. Позади нас послышался какой-то шум, и резкий голос произнес: - Не двигайтесь! Я медленно повернул голову и увидел четырех солдат. Двоих - с арбалетами, двоих - со шпагами наголо. Один из них сделал шаг вперед. - Сойдите с лошадей! С правой стороны! И никаких резких движений! Мы спешились и встрали поодаль друг от друга, чуть отведя руки в стороны. - Кто вы? Откуда? - спросил он. - Наемники из лорен, - ответил я. - мы слышали, что в авалоне идет война, и ищем человека, который взял бы нас на службу. Мы ехели в лагерь... Надеюсь, это ваш лагерь? - А если я отвечу: "Нет, мы собираемся на него напасть"? Я пожал плечами. - В таком случае я спрошу, не хотите ли вы нанять еще двух солдат. Он сплюнул. - Протектор не нуждается в таких, как вы. Где находится лорен? - На востоке. - Не встречались ли вам по пути... Какие-нибудь препятствия? - Что вы имеете в виду? - Ничего, - чуть помедлив, ответил он. - сдайте оружие. Я отправлю вас в лагерь. Вам придется рассказать обо всем необычном, что вы видели на востоке. - Но мы не видели ничего необычного! - Неважно. В любом случае вас накормят. Хотя сильно сомневаюсь, что протектор захочет воспользоваться вашими услугами. Война закончилась. А сейчас - сдайте оружие. Повинуясь его приказу, из-за деревьев вышли двое солдат. Мы отдали им шпаги, взяли лошадей под уздцы и пошли вниз по склону холма. - Стойте! - внезапно воскликнул тот, кто нас допрашивал. Я повернулся и вопросительно посмотрел на него. - как вас зовут? - Кори. - Не двигайтесь! - он подошел ко мне вплотную и стал вглядываться в мое лицо. Секунд через десять я не выдержал. - А в чем, собственно, дело? Вместо ответа он стал рыться в кошельке, пристегнутом к поясу, достал пригорошню монет и поднес их к глазам. - Черт! Слишком темно! Жаль, нельзя посветить! - Зачем? - спросил я. - Ваше лицо показалось мне знакомым, и я только сейчас вспомнил, где его видел. На старых монетах. Они все еще имеют хождение. Он нахмурился и повернулся к одному из лучников. - правда, похож? - Да, - согласился тот. - похож, и даже очень. - А ты не помнишь, кем он был? - Откуда мне помнить? Одним из бывших, должно быть. Меня тогда и на свете-то не было. - И я не помню. Впрочем, неважно. Идите, Кори, - вновь обратился он ко мне. - Отвечайте на все вопросы честно, и с вами поступят по справедливости. Спускаясь с холма, я почему-то представил себе что он смотрит мне в спину и чешет в затылке. Солдаты которых выделили нам в провожатые оказались не разговорчивыми. Меня это устраивало. Шли мы очень медленно, и я вспомнил рассказ паренька о сражении, которое неизвестно кто выиграл. Я достиг цели, попал в авалон, вернее, аналог авалона. Теперь, чтобы совершить задуманное, мне необходимо было действовать, исходя из обстоятельств. В лагере приятно пахло дымом, жареным мясом, лошадиным потом, промасленной упряжью. Отовсюду доносились разговоры, бряцало оружие, горели костры. Люди ели, пили, играли, развлекались и смотрели, как мы проходим мимо, направляясь к трем маленьким палаткам, стоящим одна подле другой. Мы остановились у первой из них, и сопровождавший нас солдат о чем-то спросил часового, совершавшего обход. Тот отрицательно покачал головой. Они разговаривали несколько минут, а затем наш солдат вернулся, перекинулся парой фраз со своим товарищем и подошел ко мне. - Протектор собрал всех офицеров на военный совет, - сказал он. - мы сейчас стреножим ваших лошадей и отведем их на пастбище. Заберите свои вещи. Вам придется подождать нашего капитана. Мы сняли седельные сумки и вытерли лошадей насухо. Хромой пастух взял чемпиона и огнедышащего (коня ганелона) под уздцы и повел их в табун. Мы уселись на сумки. Кто-то принес нам горячего чаю и одолжил у меня немного табаку. Наши стражники отошли в сторонку и расположились на отдых. Я наблюдал за входом в самую большую палатку, стоявшую в центре. Прехлебывал чай и думал о маленьком ночном кафе на ruе dе снаr ет раin в брюсселе на отражении земля, где я так долго жил. Достав необходимый мне ювелирный порошок, я поеду в брюссель и заключу сделку с торговцами оружием. Мой заказ будет очень сложным, и сдерут за него три шкуры, потому что военному заводу придется строить новые поточные линии. По собственному опыту я знал, что заказать оружие мог и помимо "Интерамко". На все про все у меня уйдет три месяца. Я стал обдумывать детали, и время потекло незаметно. Часа через полтора в большой палатке зашевелились тени. Затем полог распахнулся, и люди стали выходить на улицу, оглядываясь и оживленно беседуя. Двое задержались на пороге. Я услышал их голоса, но не разобрал, о чем идет речь. Ясно было только, что командир, оставшийся в палатке дает им последнии инструкции. Он даже подошел к выходу, что-то объясняя, и я успел разглядеть, что он был худ и очень высок. Наши солдаты все еще сидели в сторонке; один из них указал мне на офицера, стоявшего справа, как на капитана, который должен нас допросить. Я все еще пытался получше пассмотреть командира, но сквозь спины офицеров, естественно, ничего не увидел. Затем он вышел из палатки. Сначала я подумал, что это - игра света и тени... Но нет! Он сделал шаг вперед, и я вздрогнул. У него не было правой руки от локтя и ниже. Окровавленные бинты говорили о том, что руку он потерял совсем недавно. Левая его рука неожиданно рубанула воздух, и я почувствовал, что во мне оживают давно забытые воспоминания. У человека, на которого я смотрел были прямые каштановые волосы, сильный волевой подбородок... Ветерок раздул полы его плаща, и я увидел желтую рубашку и Коричневые брюки. Неестественно быстрым движением левой руки человек запахнулся, прикрывая обрубок. Я резко встал, и голова его мгновенно повернулась в мою сторону. Глаза наши встретились, и оба мы замерли, глядя друг на друга. Затем он оттолкнул изумленных офицеров и пошел ко мне. Я услышал, как ганелон хмыкнул и быстро поднялся на ноги. Человек остановился в нескольких шагах от меня, и его карие глаза блеснули. Он редко улыбался, но на этот раз позволил себе слабое подобие улыбки. - Пойдем со мной, - сказал он и, повернувшись, направился в палатку. Мы пошли следом, оставив седельные сумки на земле. Он отпустил взглядом двух офицеров, остановился перед входом, пропустил нас вперед и закрыл за собой полог. Я увидел походную постель, маленький стол, скамейки, сундучок. На столе горела масляная лампа, лежали карты местности, стояли бутылка вина и несколько кружек. На сундучке горела еще одна лампа. Человек сжал мне руку и вновь улыбнулся. - Корвин, - сказал он. - все еще живой. - Бенедикт. - я улыбнулся в ответ. - и тоже не мертвый. Сколько воды утекло! - Да. Кто твой друг? - Его зовут ганелон. - Ганелон, - повторил бенедикт, кивая, а затем подошел к столу и налил три кружки вина. - твое здоровье, брат! - Твое здоровье! Мы выпили. - Садитесь, - сказал он, указывая на ближайшую скамейку. Приветствую вас в авалоне. - Спавибо... Протектор. Он поморщился. - Этот титул заслужен. Интересно, мог ли прежний их правитель похвастаться тем же самым? - Поверь мне, мог. Но только в другом авалоне. Бенедикт пожал плечами. - Естественно. И хватит об этом! Где ты был? Что делал? Зачем пришел? Расскажи о себе. Мы так давно не виделись. Я кивнул. На мое несчастье фамильный этикет (не говоря о расстановке сил) требовал, чтобы я первым ответил на все его вопросы. Он был старше меня, и я вмешался - пусть по незнанию - в сферу его деятельности. Не могу сказать, что мне не хотелось быть почтительным: бенедикт был одним из немногих, кто мне нравился и кого я уважал. Но мы действительно слишком давно не виделись, и мне не терпелось расспросить его, чтобы выведать все интересующие меня подробности. К тому же я не знал, как вести разговор. Мне было неизвестно, кому бенедикт симпатизирует, на чьей стороне находится. Я не понимал, почему он не живет в Эмбере, и боялся оказаться в неловком положении, сморозив какую-нибудь глупость. Разговаривая с ним, мне придется быть предельно осторожным, пока я не выясню, что к чему. - Не знаешь, с чего начать? - спросил он, внимательно изучая мое лицо. - мне безразлично, под каким соусом ты себя подашь. - Не в этом дело. Мне трудно... А, ладно. Начну с самого начала. - я сделал глоток вина. - так проще, хотя все, что со мной произошло, я вспомнил сравнительно недавно. - Прошло всего несколько лет после битвы с лунными всадниками генеша, когда ты отбыл в неизвестном направлении, а у нас с Эриком уже возникла первая крупная ссора, - начал я свой рассказ. - сам понимаешь, спор шел о наследстве. Отец, как всегда, грозил, что отречется от престола, но отказывался назвать своего преемника. Естественно, все мы только и говорили о том, кто из нас является законнорожденным, а кто нет. Конечно, и ты, и Эрик старше меня, но в то время, как файла, наша с Эриком мать, стала женой оберона после смерти климнеи, она... - Хватит! - вскричал бенедикт, ударив по столу кулаком с такой силой, что деревянная доска треснула. Лампа подпрыгнула, но каким-то чудом не перевернулась. Полог немедленно откинулся, и в палатку заглянул насмерть перепуганный стражник. Бенедикт бросил на него один только взгляд, и стражника как ветром сдуло. - я не желаю слушать, кто из нас ублюдок. Это нечистоплотно. Вечные склоки в нашей семье явились одной из причин, по которой я скрылся и живу здесь. Пожалуйста, продолжай, но без ссылок на родословную. - Гм-мм... Да, - сказал я, слегка ошарашенный. - итак, как я уже говорил, мы с Эриком крупно поссорились. И дело не ограничилось одними словами. - Дуэль? - О, мы не стали соблюдать формальностей. Просто пришли к выводу, что мы друг другу мешаем, и одновременно выхватили шпаги из ножен. Дрались мы долго, и в конце концов Эрику удалось одержать верх. Забегая вперед, должен тебе сказать, что все это я вспомнил не далее как пять лет назад. Бенедикт кивнул, словно знал, о чем идет речь. - Я могу только предполагать, что произошло после того, как я потерял сознание, - продолжал я. - Эрик не стал меня убивать. Очнулся я на отражении земля в городе лондоне. Повсюду свирепствовала чума, и я, естественно, заразился, а выздоровев, потерял представление о том, кто я такой и где я нахожусь. У меня начисто отшибло память. Я жил на земле много веков, воевал, учился в университетах, говорил с мудрецами, консультировался с выдающимися врачами, но так и не нашел ключа к своему прошлому. Мне было совершенно очевидно, что я не похож на других людей, и я совершал героические усилия, чтобы этот факт не стал общеизвестен. Меня бесило, что я могу добиться всего, чего захочу, кроме одного - вернуть себе память. Шли годы, чувство ностальгии овладевало мною все сильнее и сильнее. Затем в результате автомобильной катострофы я получил шок, и у меня появились отрывочные воспоминания о прошлой жизни. Это произошло примерно пять лет назад. Ирония судьбы: у меня есть веские основания предполагать, что аварию подстроил Эрик. И с самого начала моей ссылки флора жила на земле, не выпуская меня из виду. Вернемся к нашему поединку. Эрик, должно быть, удержал руку в последний момент, не желая, чтобы его обвинили в братоубийстве. Затем он бросил меня на отражении земля, не сомневаясь, что я там погибну. Таким образом, он всегда мог сказать, что мы поссорились и что в порыве гнева я решил уйти из Эмбера по каким-то своим делам. В тот день мы охотились в арденнском лесу. - Мне это кажется странным, - заметил бенедикт. - ваши отношения ни для кого не были тайной, и вдруг вы отправляетесь на охоту вдвоем. Я сделал глоток вина и улыбнулся. - Может, я упрощаю. Наверно, мне тоже хотелось остаться с Эриком наедине. - Понятно, значит, не исключено, что роли ваши могли поменяться. - Трудно сказать. Мне кажется, лично я никогда не зашел бы так далеко. Но ведь я говорю, исходя из своего сегодняшнего опыта. А тогда? Может, и я поступил бы так же, как он. Утверждать не могу, но это возможно. Бенедикт вновь кивнул, и я почувствовал, что его гнев сменился изумлением. - Как ты понимаешь, я не собираюсь оправдываться или объяснять мотивы своих поступков, - продолжал я. - если мои догадки верны, Эрик, разочарованный тем, что я остался жив, решил не выпускать меня из виду. Эту миссию он возложил на флору. Затем, насколько я понял, отец отрекся он престола и исчез, а вопрос о преемнике так и остался открытым... - Черта с два! - воскликнул бенедикт. - никакого отречения не было. Однажды вечером оберон ушел к себе в спальню, а наутро его там не оказалось. Записки он не оставил. Постель была застлана, и судя по всему, в ней никто не спал. Сначала нас это не тревожило. Все думали, что он путешествует по отражениям, быть может, в поисках очередной невесты. Прошло много времени, прежде чем заподозрили неладное и решили считать таинственное исчезновение отца новой формой отречения от престола. - Я этого не знал, - сказал я. - твои источники информации точнее моих. Он промолчал, и это меня насторожило. Было очевидно, что бенедикт поддерживает связь с Эмбером. Вдруг он стал сторонником Эрика? - Ты давно был в Эмбере? - рискнул спросить я. - Лет двадцать назад. Но я поддерживаю связь. Вот как? Члены нашей семьи, с которыми я разговаривал, не знали (или делали вид, что не знают) о судьбе бенедикта. И он должен понять, что его слова я не могу воспринимать иначе, как предостережение... Или угрозу? Мысли мои понеслись вскачь. Рэндом утверждал, что ничего не слышал о бенедикте, Бранд исчез. Я знал, что он жив, находится в плену и лишен возможности общаться с кем бы то ни было. Флора не могла быть связной бенедикта, потому что до недавнего времени находилась на отражении земля. Льювилла жила в ребмэ, Дейдра тоже, и, насколько я помнил, в Эмбере ее на очень-то жаловали. Фиона? Джулиан говорил, что она где-то на юге, но не знал, где именно. Оставались Эрик, джулиан, Жерар, и Каин. Исключим Эрика. Он никогда не рассказал бы бенедикту об исчезновении отца в невыгодном для себя свете. Скорее это мог сделать джулиан, который, хоть и поддерживал Эрика, метил занять куда более высокое положение. Каин тоже не был лишен амбиций. Один только Жерар всегда производил на меня впечатление человека, который больше думает о судьбе Эмбера, чем о власти. Жерар не благоговел перед Эриком и согласился помочь мне и блейзу, когда мы собрались захватить трон. Да, именно жерер, заботясь о благополучии государства, мог информировать бенедикта обо всех событиях в Эмбере. Итак, джулиан, Каин, Жерар. Джулиан меня ненавидел, Каину я был безразличен, а с жерером нас связывали общие воспоминания времен нашей юности. Так кто же? Вопрос первостепенной важности от которого зависела моя судьба, и бенедикт мне не ответит на него до тех пор, пока не узнает моих планов. Сказав, что поддерживает связь с Эмбером, он ясно дал понять, что, во-первых, может в любую минуту со мной расправиться, а во-вторых, что ему обеспечена защита в случае опасности. И он сказал об этом в самом начале разговора, даже не успев меня выслушать. Возможно, лишившись руки, бенедикт стал осмотрительнее, ведь я никогда не давал ему поводов для недовольства. Значит, мне тоже придется быть предельно осторожным. Жаль, конечно, ведь мы были братьями и не виделись целую вечность - в буквальном смысле слова. - Получается, все мы действовали преждевременно, - заметил я, вертя кружку с вином в руках. - Не все, - сказал он. Я почувствовал, что краснею. - Извини. Он коротко кивнул. - Я тебя слушаю. - Что ж, видимо, Эрик посчитал, что трон пустует слишком долго, и для начала решил избавиться от беспомощного, но опасного соперника. Однако я остался жив, хоть Эрик и подстроил ту самую автомобильную катастрофу, о которой я тебе говорил. - Откуда ты знаешь? Или это опять догадки? - Флора практически созналась, что он имел непосредственное отношение к аварии. - Любопытно. Что было дальше? - Травма черепа помогла мне куда лучше, чем зигмунд фрейд, к которому я когда-то обращался. Я начал смутно вспоминать прошлое, в особенности после встречи с фролой. Мне удалось убедить ее, что память вернулась ко мне полностью. И флора разоткровенничалась... Затем появился Рэндом, спасаясь от погони, и я... - Спасаясь от погони? Кто за ним гнался? Что случилось? - Какие-то странные существа с одного из отражений. Я не знаю, в чем там дело. - Любопытно, - повторил бенедикт, и я согласно кивнул. Будучи узником, я часто вспоминал громил, ворвавшихся в дом флоры. Мне было непонятно, зачем Рэндом убегал от них и почему обратился за помощью именно ко мне. С момента нашей встречи нам постоянно грозила какая-нибудь опасность. К тому же я был занят своими мыслями, а он не объяснил, с какой целью пришел на отражение земля. Тогда это не показалось мне странным, а потом события развивались слишком стремительно - вплоть до того момента, как меня посадили в камеру. Бенедикт был прав. Любопытная история. И над ней стоило серьезно поразмыслить. - Мне удалось обмануть Рэндома, - продолжал я, - он поверил, что я хочу захватить трон, в то время как мне нужно было только одно: вернуть память. Мы отправились в Эмбер, но волею судеб очутились в ребмэ. По пути я рассказал Рэндому все без утайки и он посоветовал мне пройти лабиринт. Как только мне представилась эта возможность, я ее воспользовался, а оказавшись в центре лабиринта и став прежним Корвином, немедленно переместился в Эмбер. Бенедикт улыбнулся. - Бедный Рэндом, - сказал он. - Да, несладко ему пришлось. По приговору муари, он должен был жениться на слепой девушке по имени Вайа и остался в ребмэ ровно на год. Рэндом согласился, и позже я узнал, что он сдержал слово. Кстати, Дейдра, которая спаслась бегством из Эмбера, тоже осталась в ребмэ. Я допил вино, и бенедикт, увидев, что бутылка пуста, достал из сундука. Новую. Вино было лучше прежнего - должно быть, из личных запасов. - Оказавшись во дворце, я пробрался в библиотеку, и обзавелся колодой карт. Я добился того, чего хотел. Затем в комнату неожиданно вошел Эрик, а спустя несколько минут мы уже бились на шпагах. Я ранил его и наверняка убил бы, если б не подоспела стража. Я бежал, связался с блейзом, и он переманил меня на свое отражение. Остальное ты наверняка знаешь от своего человека. Мы с блейзом стали союзниками, объявили Эрику войну и проиграли сражение. Блейз упал с вершины колвира, но я успел кинуть ему колоду карт, и он ее поймал. Насколько я понял, тело его не было обнаружено. Я не знаю, погиб он или нет. - И я не знаю, - сказал бенедикт. - Таким образом я попал в плен, и меня заставили присутствовать на коронации Эрика. Я короновал себя раньше, чем этот ублюдок, - извини, я выругался без всякой задней мысли. Затем он приказал выжечь мне глаза и бросить в самое мрачное подземелье Эмбера. - Да. - сказал бенедикт. - это я слышал. Как тебя ослепили? - Раскалили железный прут и... - я невольно вздрогнул и еле удержался, чтобы не закрыть глаза рукой. - слава богу я потерял сознание и ничего не помню. - Но глазные яблоки были выжжены? - Да. - Сколько временя заняла регенерация? - Прошло около четырех лет, прежде чем я начал видеть, и только на днях зрение вернулось ко мне полностью. В общей сложность получается пять лет. Он облегченно вздохнул и улыбнулся. - Хорошо. Ты дал мне надежду. Многие из нас теряли части тела, но не столь значительные, как руки и глаза. - Что правда, то правда, - согласился я. - я давно потерял счет пальцам и ушным раковинам, которые регенерировали у членов нашей семьи. Думаю, что рука тоже отрастет, дай срок. Хорошо еще, что ты одинаково владеешь обеими руками. Бенедикт улыбнулся. Он то улыбался, то мрачнел, прихлебывая вино маленькими глоточками, и явно не собирался разговаривать на интересующие меня темы. Я тоже сделал глоток вина и задумался. Мне не хотелось рассказывать бенедикту о дворкине. Он был той козырной картой, которую я приберег на конец игры, - мало ли что может случиться? Ни один из нас не знал возможностей этого человека. Он, конечно, был сумасшедшим, но от него можно было добиться чего угодно - разумеется, не силой, а хитростью. Даже отец его боялся и посадил в тюрьму после того, как он сообщил, что нашел способ уничтожить Эмбер. Не зная было ли это болтовней шизофреника, но если дворкин сказал правду, отец поступил с ним более чем великодушно. Лично я казнил бы его, не задумываясь. Но оберон пришел к другому выводу. Дворкин явно говорил о врагах, которых он отпугивал или уничтожал, используя свою волшебную силу. Я помнил его с детских лет как мудрого, доброго старичка, обожавшего отца и всю нашу семью. Трудно, конечно, убить человека, если есть надежда на его исцеление. Поэтому отец и заточил дворкина в подземелье, убежать из которого было невозможно. Тем не менее в один прекрасный день, когда ему стало скучно, он взял и вышел оттуда. Никто, ну просто никто, не мог уйти из Эмбера на отражения по той простой причине, что Эмбер - реальный мир, который не может меняться, а дворкин походя нарушил законы вселенной и очутился в моей камере. Мне удалось обмануть его, и, сам того не зная, он помог мне бежать на Кабру. Я жил там, пока не окреп, а затем отправился путешествовать и волею судеб попал на лорен. Я думаю, никто так и не понял, как мне удалось бежать. Все члены нашей семьи обладали особыми силами, но только дворкину удалось их проанализировать и заставить действовать с помощью лабиринта и карт. Он часто пытался изложить нам свои теории, но все его рассуждения были настолько абстрактными, утомительными и наконец, просто скучными, что их почти никто не слушал. Все мы слишком практичны, черт побери! Бранд был единственный кто интересовался лекциями дворкина. И еще фиона. Чуть было не забыл, фиона слушала дворкина очень внимательно. И конечно, отец. Оберон обладал огромными знаниями, но был очень скрытен. Он уделял нам мало времени, и мы почти ничего о нем не знали. Думаю, отец разбирался во всем не хуже дворкина, но задачи перед ними стояли разные. Дворкин был гениальным художником, создавшим лабиринт и карты. Кем был отец, оставалось тайной. Он не пытался с нами сблизиться, хотя его нельзя было назвать недобрым отцом. Когда оберон вспоминал, что мы существуем, он делал нам прекрасные подарки. Но воспитание наше он доверил различным придворным, а сам не принимал в нем никаого участия. Мне кажется отец просто терпел нас, считая неизбежными последствиями своей страсти. Честно говоря, меня всегда немного удивляла малочисленность нашей семьи. За полторы тысячи лет похотливый монарх обзавелся всего шестнадцатью отпрысками, трое из которых погибли. Правда, ни один из нас тоже не мог похвастаться большим потомством. Как только мы немного подросли и научились путешествовать по отражениям, отец стал поощрять нас, предлагая выбрать место себе по вкусу и обосноваться там. Поэтому я и очутился в авалоне, которого больше нет. Где родился оберон, не знал никто. Я не встречал человека, помнящего те времена, когда оберона не было на свете. Вам это кажется странным? На протяжении многих веков не интересоваться, откуда родом твой отец? Вы правы. Но король Эмбера был могуществен, немногословен и умен - качества, которыми все его дети обладали в той или иной степени. Он хотел, чтобы мы жили счастливо, не представляли угрозы его правлению. Я думаю, отец боялся, что мы узнаем о нем или о его прошлом какую-то тайну, которую он тщательно скрывал, и воспользуемся ею в своих целях. И я не верю, что оберон представлял себе те времена, когда он не будет сидеть на троне... Иногда либо в шутку, либо чтобы подзадорить нас отец говорил о своем отречении. Но я понимал, что разговоры эти рассчитаны только на одно: посмотреть, как мы на них отреагируем. Король Эмбера не мог не знать, в каком положении окажутся дела, если он исчезнет. Как ни обидно мне было в этом признаться, ни один из нас не был достоин занять его место. Конечно, в нашей несостоятельности можно было упрекнуть отца, но знакомство с фрейдом научило меня многому, и я понимал, что во всем виноваты мы сами. К тому же сейчас смешно рассуждать, кто должен стать монархом. Если отец не отрекся от престола и был жив, каждый из нас может надеется в лучшем случае на регентсво. Мне бы, например, не хотелось короновать себя, а потом встретиться лицом к лицу с обероном, вернувшимся в Эмбер. Я боялся отца и не стыдился в этом признаться. Только глупец не боится тех сил, которых не понимает. И тем не менее у меня было больше прав на трон, чем у Эрика (я не придавал значения титулу - какая разница, король или регент), и я был полон решимости осуществить свой замысел. И именно поэтому о дворкине, который казался мне чуть ли не всемогущим, никто ничего не должен знать до тех пор, пока я не захочу прибегнуть к его услугам. А если он действительно нашел способ унитожить Эмбер? Ведь тогда исчезнут не только отражения, но и все сущее на планете. Тем более я не имею права говорить, что дворкин жив. Нельзя допустить, что бы в руки моих братьев и сестер попало такое грозное оружие. Как я уже говорил, все члены нашей семьи очень практичны. Я допил вино, вытащил трубку, прочистил ее и туго набил. - Вот, собственно, и весь мой рассказ, - сказал я, приподнимаясь и прикуривая от лампы. - когда зрение ко мне вернулось, я бежал из Эмбера. Некоторое время я жил на лорене, где и встретился с ганелоном. Затем пришел сюда. - Для чего? - Это место напоминает мне авалон, который я знал. Я намеренно вскользь упомянул о ганелоне, надеясь, что бенедикт не станет меня о нем расспрашивать. Мне бы не хотелось говорить, что когда-то мы были знакомы, и я думаю, мой спутник тоже понял, что ему надлежит держать язык за зубами. Как я и предполагал, бенедикт не обратил на ганелона ни малейшего внимания. Моего брата интересовало другое. - Как тебе удалось бежать? - спросил он. - Мне помогли выйти из камеры, - признался я. - а дальше... Во дворце много потайных мест, о которых Эрик ничего не знает. Я улыбнулся и запыхтел трубкой. - Хорошо иметь друзей, - заметил он как бы в ответ на мою невысказанную мысль. - Думаю, у каждого из нас найдутся друзья в Эмбере. - Хочется верить, - коротко сказал он и, на секунду задумавшись, добавил: - насколько мне известно, ты частично выдолбил двери в камере, нарисовал на стенах какие-то картинки и поджег постель. Верно? - Да. Видимо, длительное заключение влияет на психику. Я и сам понимаю, что вел себя более чем странно. - Я не завидую тебе, брат. Скажи, что ты собираешься делать? - Честно говоря, еще не решил. - Может, ты хочешь остаться здесь? - Сам не знаю. Как обстоят дела в авалоне? - Здесь командую я. - судя по его тону, это был не вызов, а констатация факта. - думаю, мне удалось избавить авалон от грозящей ему опасности. Если я прав, сейчас настанут спокойные времена. Цену я, конечно, заплатил высокую, - тут он невольно бросил взгляд на свою культю, - но игра стоила свеч. И он начал говорить о том, что я уже слышал от мальчишки-дезертира, а потом рассказал о битве. Когда предводительница ведьм погибла, ее солдаты разбежались в разные стороны. Авалонцы бросилсь вдогонку и почти всех перебили, а пещеры вновь завалили камнями. На всякий случай бенедикт оставил рядом с ними несколько патрульных отрядов. Он ни слова не сказал о своей встрече с линтрой. - А кто убил предводительницу? - поинтересовался я. - Это сделал я, - отчеканил он, и культя его непроизвольно дернулась. - но я заколебался, прежде чем нанести первый удар. Нельзя было медлить. Я отвел глаза в сторону, и ганелон последовал моему примеру. Когда я вновь посмотрел на бенедикта, лицо его было спокойным. - Мы искали тебя. Ты хоть знаешь об этом, Корвин? - спросил он. - и Бранд, и Жерар с ног сбились, исходив множество отражений. Ты действительно угадал то, что сказал Эрик, объясняя причину твоего отсутствия. Никто не поверил ему на слово. Много раз мы пытались связаться с тобой, но твоя карта оставалась холодной. Видимо, поврежденный мозг блокирует контакт. Любопытная деталь. Тем не менее мы решили, что ты погиб. Затем к поискам присоединились джулиан, Каин и Рэндом. - Вот как? Я польщен. Он улыбнулся. - О! - воскликнул я, ругая себя за непонятливость, и тоже улыбнулся. Они бросилсь искать не меня, а мой труп, чтобы обвинить Эрика в братоубийстве и либо лишить его власти, либо шантажировать. - Лично я искал тебя в окрестностях авалона, - продолжал бенедикт, - и мне так здесь понравилось, что я решил остаться. В те дни государство было в ужасающем состоянии, и я трудился в поте лица, чтобы вернуть ему былую славу. Я сделал это в память о тебе, но мне полюбилась эта страна и ее жители. Они привыкли к мысли о том, что я - их протектор, и, честно говоря, я к ним тоже привык. Я был одновременно и тронут, и встревожен его словами. Не хотел ли он сказать, что ему пришлось исправлять ошибку неумелого нашкодившего младшего брата? Или он не лукавил, а действительно ощутил мою любовь к авалону - правда, другому авалону - и решил как бы выполнить мою последнюю волю? Нет, все-таки я стал излишне сентиментален. - Приятно слышать, что обо мне не забыли, - сказал я, - а еще приятнее, что ты взял на себя роль защитника этой страны. Мне бы очень хотелось побродить по знакомым местам, которые так живо напоминают мне прежний авалон. У тебя нет возражений, если я немного погощу? - И это все, чего ты хочешь? - Это все, чего я хочу. - Тогда знай, что воспоминания о твоем отражении, которое правило здесь, отнюдь не из приятных. Ребенка тут никто не назовет Корвином, и я не брат ему. - Понимаю, - сказал я. - меня зовут Кори. Ведь мы можем быть старыми друзьями? - Все будут очень рады, если мой старый друг останется у меня погостить. Я улыбнулся и кивнул. Он оскорбил меня, еще раз намекнув, что я виновен в плачевном состоянии этого отражения отражения; меня, который - пусть на секунду - ощутил холодный огонь короны Эмбера на своем челе. Интересно, как повел бы себя бенедикт, узнав, что я имею прямое отношение к нашествию женщин-ведьм? Сделал бы он вывод, причем достоверный, что потерял руку по моей вине? Лично я предпочитал оценивать ситуацию в целом: не прикажи Эрик выжечь мне глаза, я не произнес бы проклятья. И все же пусть лучше бенедикт ничего не знает. Мне необходимо было выяснить, окажет ли он поддержку Эрику, или будет на моей стороне, или просто не станет вмешиваться, когда я начну действовать. Бенедикт был слишком умен и наверняка сейчас думал о том, что я намерен предпринять. Итак... Кто начнет разговор? Я раскурил трубку, плеснул в кружку вина, выпустил облако дыма. Я вслушивался в звуки, доносящиеся из лагеря, посвист ветра, бурчание в моем животе... Бенедикт выпил. - Что ты намерен предпринять? - небрежно спросил он. Я мог бы ответить, что еще не решил, что я счастлив, оказавшись на свободе, что мне ничего не надо... И он тут же понял бы, что я вру и не краснею. Бенедикт знал меня как облупленного. - Ты знаешь, что я намерен предпринять, - ответил я. - Если ты попросишь меня о помощи, я откажу. Эмбер переживает тяжелые времена, и нечего устраивать в нем грызню за власть. - Эрик - узурпатор. - Я предпочитаю видеть в нем регента. Любой из нас, попытайся он сейчас захватить трон, будет узурпатором. - Значит, ты веришь, что отец жив? - Я знаю, что оберон жив и попал в беду. Он несколько раз пытался со мной связаться. На моем лице не дрогнул ни один мускул. Значит, я был не единственным. Расскажи я о нашем с отцом разговоре, меня назвали бы лжецом и обвинили бы в лицемерии - пять лет назад он практически приказал мне занять трон. - Ты не поддержал Эрика, когда он объявил себя королем. - я пытливо посмотрел на бенедикта. - скажи, ты окажешь ему помощь, если будет сделана попытка скинуть его с престола? - Я уже говорил, что считаю его регентом. И независимо от моего к нему отношения, я не хочу междоусобиц в Эмбере. - Следовательно, ты окажешь ему помощь. - Я сказал все, что хотел сказать. Ты волен оставаться в авалоне, сколько пожелаешь, но я не позволю использовать его как плацдарм для нападения на Эмбер. Это ясно? - Вполне. - Вот и отлично. А раз мы так хорошо поняли друг друга, ответь мне, ты все еще намерен здесь остаться? - Не знаю. Твое желание избежать междоусобиц дает гарантии только Эрику? - Не понимаю. Что ты имеешь в виду? - Я имею в виду, что во имя спокойствия ты можешь принять решение вернуть меня в Эмбер силой. Но если со мной попытаются сделать то, что уже один раз сделали, я натворю таких бед, перед которыми любые междоусобицы покажутся тебе веселым пикником. Бенедикт покраснел и опустил глаза. - Я не хотел сказать, что предам тебя, Корвин. Неужели ты думаешь, у меня нет сердца? Я не допущу, чтобы по моей вине ты попал в тюрьму или ослеп... Если не хуже. И я с радостью приму тебя как гостя, но только оставь, пожалуйста, и свое тщеславие, и свой страх на границе моего государства. - В таком случае я остаюсь, - сказал я. - у меня нет армии, и я не собираюсь набирать ее в авалоне. - Я рад. - Спасибо, бенедикт. Хоть и не ожидал тебя здесь увидеть, я тоже рад нашей встрече. Он снова покраснел и кивнул. - Взаимно. Неужели я первый из нас, с кем ты встретился после побега? - Да. И меня интересует, как поживают мои братья и сестры. Что новенького? - Никто не умер. Оба мы усмехнулись, и я понял, что бенедикт не собирается со мной откровенничать. Он вообще не любил сплетен и слухов и предпочитал больше молчать. Что ж, его право. - Я останусь в районе пещер еще на неделю, - сообщил он после непродолжительного молчания. - хочу убедиться, что все в порядке. - Разве это не очевидно? - Думаю, да, но я не хочу рисковать. Неделя - не срок, а я должен быть уверен, что с ведьмами покончено. - Осмотрительность... - пробормотал я. - ...И если ты не жаждешь жить походной жизнью, отправляйся прямо в авалон. Неподалеку от города у меня есть небольшое поместье. Надеюсь, оно тебе понравится. - Спасибо, бенедикт. - Утром я набросаю тебе карту местности и дам письмо управляющему, а когда покончу с делами приеду и тоже как следует отдохну. - Вот и отлично. - Тогда подыщи себе в лагере место для ночлега и ложись спать. Смотри, не пропусти завтрак. - Постараюсь. Ты не возражаешь, если мы устроимся на ночь там, где оставили седельные сумки? - О чем ты говоришь! - воскликнул он, и мы допили вино. Выходя из палатки, я высоко поднял полог и сжал большой кусок полотна в руке. Бенедикт пожелал нам доброй ночи и вернулся к столу, не заметив образовавшегося сбоку отверстия. Я соорудил постель справа от седельных сумок и постепенно стал их подтаскивать, роясь в вещах. Ганелон с любопытством на меня посмотрел. Я кивнул и указал глазами на палатку. Он задумался, кивнул в ответ и тоже постелил правее. Я прикинул расстояние на глазок, подошел к своему спутнику и громко спросил: - Не возражаешь, если мы поменяемся местами? Мне здесь больше нравится. - для полной ясности я ему подмигнул. - Мне безразлично, - так же громко ответил ганелон и пожал плечами. Одни костры погасли, другие угасали - солдаты улеглись спать. Часовые не обращали на нас внимания, в лагере было тихо, на небе - ни облачка, лишь слепящая синева звезд. Запах дыма и влажной земли приятно щекотал мне ноздри, напоминая об иных временах. Я очень устал. Но вместо того чтобы закрыть слипающиеся глаза, я положил под голову жесткую седельную сумку, набил трубку и закурил. Мне дважды пришлось переменить позу - бенедикт все время ходил по палатке и на какое-то время вообще исчез из поля зрения. Очевидно, он копался в сундучке, потому что свет дальней лампы заколебался. Затем бенедикт подошел к столу, освободил его от посуды, отошел куда-то, вернулся и сел на старое место. Я изогнул шею, стараясь не терять из виду его левую руку. Он листал небольшую книжку или... Карты? Естественно. Дорого бы я дал, чтобы узнать, какую карту он вытащил из колоды и положил перед собой. Дорого бы я дал и за грейсвандир - на тот случай, если в палатке появится человек, вошедший не через тот полог, в котором я сделал такое удобное отверстие. Я почувствовал зуд в ладонях и подошвах ног, как бывает у меня перед битвой. Но в палатке никто не появился. Бенедикт сидел не шевелясь, минут пятнадцать, а затем собрал карты в колоду, запер ее в сундучок и погасил свет. Часовые продолжали обход. Ганелон храпел. Я выколотил трубку, повернулся на бок и устроился поудобнее. "Завтра, - сказал я сам себе. - если завтра я проснусь живым и невредимым, все будет в порядке"

	[ Назад ] [ Оглавление ] [ Далее ]