"Мои чувства были напряжены более, чем до предела. Скала, на которой я стоял...
Если я пытался остановить свой взгляд на ней, она принимала вид мостовой в
жаркий полдень. Она, казалось, смещалась и колебалась, хотя мое подножье
оставалось неподвижным. Она пребывала в нерешительности, какую часть спектра
назвать своей. Она пульсировала и переливалась, как шкура игуаны. Глядя вверх,
я созерцал такое небо, какого никогда прежде не видывал. В данный момент оно
было расколото посередине. Половина его была по-ночному черна, и на ней
плясали звезды. Когда я говорю "плясали", я не имею в виду мерцали, они
скакали, меняли величину, носились, кружились, вспыхивали до яркости
сверхновой, а затем меркли до ничего. Страшновато было созерцать это
зрелище, и мой желудок сжался, когда я испытал глубокую акрофобию - страх
высоты. И все же перемещение взгляда мало улучшало ситуацию: другая половина
неба была подобно постоянно встряхиваемой бутылке с разноцветным песком.
Поворачивались и извивались пояса оранжевого, желтого, красного, синего,
коричневого и пурпурного цветов, появлялись и исчезали клочья зеленого,
лилового, серого и мертвенно-белого цвета, превращавшиеся иногда в ничто и
превращающиеся в пояса, заменяя или присоединяясь к другим извивающимся
формам. А эти тоже мерцали и колебались, создавая невозможные ощущения
дальности и близости. Временами, некоторые или все казались буквально в
небесной вышине, а затем они снова появлялись, наполняя воздух передо мной,
газовые прозрачные дымки тумана, полупрозрачные полосы или твердые цветные
щупальца. Лишь позже я понял, что линия, отделявшая черное от цветного,
медленно наступала справа от меня, отступая в то же время слева.
Все выглядело так, словно вся небесная мандала вращалась вокруг точки
прямо над моей головой. Что же касается источника света более яркой
половины, то его просто нельзя было определить."
|